Публикация в 10-м номере альманаха
"Побережье" (Филадаельфия)
Заблуждение
Как сложно никого не обижать,
не быть надменным, строгим и жестоким,
и за глаза друзей не обсуждать,
и доброты в себе искать истоки.
Как сложно удержаться на плаву
в воде непониманья и презренья,
не принимать за истину молву,
не путать осознанье и прозренье.
Как сложно добрым быть и не кричать
об этом всем соседям и прохожим,
сомнения всегда носить печать,
казаться не таким и не похожим.
Как сложно принимать в ответ упрёк
и понимать, насколько он заслужен,
и помогать другим - себе не впрок,
и сознавать, что многим ты не нужен.
Как сложно просто быть самим собой
и понимать, что это - нереально.
И потому нам снится вечный бой,
негромко, незаметно, тривиально.
18 декабря 1999
Новогоднее видение
Пусть будет снег и даже снегопад.
Пусть с неба будет падать ожиданье
с мелодией немножко невпопад
на непривычно замершие здания.
Пусть будет ночь, и пусть спешат часы,
а вместе с ними радостные люди
без страха за озябшие носы,
которые мороз -проказник студит.
Пусть будет девушка, смущенная слегка,
румяная, как будто от мороза.
Пускай в твою скользнёт её рука,
и пусть хоть два часа не будет прозы.
Пускай не будет глупых, нудных фраз,
пока живет мгновение в сознанье.
Удар, еще удар... двенадцать раз.
Ещё не поздно загадать свое желанье
22 декабря 1999
Оранжевый проспект
...Мелодия, как дождь случайный,
гремит; и бродит меж людьми.
Б.Ш. Окуджава
Люблю я Ленинский проспект
в тот странный поздний час,
когда оранжевым дождём
стекает он на нас.
С его волшебных фонарей,
умывшихся дождем,
стекает время... У дверей
закрытых молча ждём.
Мы молча ждём. Настанет час.
Придёт заветный день.
И в точности как в прошлый раз
мелькнёт в проёме тень.
И тень твоя метнётся прочь,
к троллейбусу спеша.
И будет мокнуть эта ночь,
поэзией дыша.
Троллейбус свистнет, и потом
секунд ворвется стук,
и Окуджава... песней он
заполнит пустоту...
И на оранжевый проспект,
умывшийся дождем,
шагнешь... Надежда и успех,
И сам - непобеждён.
Непобеждён и не забыт
вновь возрождённый слог.
Его давно ты сочинил,
но спеть пока не смог.
Оранжевым дождём души
шумит большой проспект.
И лишь немножечко щемит
забытых строчек свет.
17 мая 2000
Красавица с портрета Модильяни
Ко мне явилась девушка из сна,
сошедшая с портрета Модильяни.
Спустилась тихо, как сама весна,
и молча села рядом на диване.
Пустой портрет смотрел на старый двор
и на полоску света из-под двери.
Я был готов нести какой-то вздор
и глупым снам своим опять поверить.
В углу напротив тикали часы,
а я сквозь шум ловил её дыханье,
и тихо выпускал себе в усы
надежду вперемешку со стихами.
Я слишком часто сам себе внушал
придуманные мною идеалы.
И засыпал, мечтая, не спеша,
закрывшись с головою одеялом.
О, как порою сложно отделить
реальность от безумного желанья...
Я словно сплю. У ног моих сидит
красавица с портрета Модильяни.
4 июня 2000
Непроходящее
День пройдёт немой и гордый,
сядем вместе у огня.
Зазвучат души аккорды
у тебя и у меня.
День пройдёт, пройдёт и вечер.
Стихнут звуки. Тишина
подкрадется... Время лечит.
Поступь ходиков слышна.
День пройдёт, как будто не был.
Расставание в глазах.
Ожиданье в звёздном небе
и незнанье, что же за...
День пройдёт. Пройдёт и это
неприятие и страх.
Всё пройдёт... Лишь это лето
не пройдёт в моих стихах.
7 ноября 2000
Перевод с неизвестного
Я одинокий ездок
по дороге, ведущей к мудрости,
что отдаляется с каждым шагом.
Я Клинт Иствуд, глядящий
на вечерние горы.
И в моем прищуре видна его усмешка.
Я Неуловимый Мститель,
спешащий на закат
барельефом на фоне солнца.
Я футбольный мяч,
разбивший оконце
соседа, забывшего своё имя.
Я тот, кого нет с ними.
С теми, кто прочтёт и осудит.
С теми, кто неподсуден
в том, что не понял...
Кони. Кто же их гонит?
Ветер, раздувающий вечер?
Вече? Лошадиное или человечье?
Вечно.
А мы снова беспечны.
Беспризорны.
Вроде.
Потому что мы бродим
где-то
на закате лета,
по земле этой ходим.
Понимаем ли?
Переводим
дни и мысли.
Кто хитрит, а кто - честно.
Что же дальше?
Неизвестно.
7 ноября 2000
Прохожие
Улица - лицо. Лицей.
Улица - одно целое.
Если улица станет моей,
значит по ней иду к цели я.
Иду или еду. Метро, трамвай
с утра или вечером троллейбус последний.
Мне шелестит в аллее листва
о нашем наследии.
Улица моя - она не Арбат,
но с Окуджавой влился я
в её весны цветной аромат
и осенью в слизь её.
Слизала зима былую грязь,
на дрязги похожую,
но скользко, и люди проходят, злясь,
но так ведь положено.
Придёт весна, подсохнет асфальт.
Из сна восторженно
мы сделаем сальто и к лету вспять
пойдём. Прохожие.
8 ноября 2000
Побережье
Я бываю здесь реже.
Воздух прозрачностью режет.
Чайки кричат: -"Где же?"
А что я? Я тут - заезжий.
Одетый слегка небрежно.
На тебя смотрю нежно.
Я как будто стал прежний.
А дюны - они всё те же.
Рассвет сквозь иголки брезжит.
Ветер шумит прилежно.
Море - безбрежно,
но вокруг - побережье.
Я бываю здесь реже...
8 ноября 2000
Метаморфозы с лестницами
Новая песенка кажется старой.
Чья-то улыбка, не ставшая славной,
грустно мерцает в конце коридора
странного дома, застрявши в котором
новою песней не ставшая строчка
эхом средь лестниц разносится ночью.
Эхом разносятся ржавые трели
капель, что с крыши проникнуть сумели
в здание это печали и грусти.
После дождя снова будет тут пусто,
правда, просторней для мыслей тревожных,
что притаились в щелях... Осторожно
пальцем сниму с полотна паутину
и нарисую другую картину.
Красок веселых жалеть я не стану,
не побоюсь показаться вам странным
и нарисую я дальше улыбку
девушки юной, задумчивой, гибкой.
Сброшу я на пол кусок одеяла.
Сделаю так, чтобы солнце ласкало
груди и бедра в изгибе тревожном,
меч самурайский на столике в ножнах -
призрак сидящего рядом Сигала...
(Только его мне в стихах не хватало).
Меч осторожно сниму вместе с краской.
Вновь прорисую любимые глазки.
Блеск им придам от окошка напротив.
Утро, мерцанье на кожу отбросив,
в щели проникнет холодным рассветом
не по-ньюйоркски московского лета...
Ей на колени я брошу листочек.
Чей-то размашистый будет там почерк
виден неровными волнами линий...
Дерево ближе к окну пододвину.
Облако в небе над серою крышей
дома напротив. Летящий неслышно
авиалайнер вдали за высоткой.
Странный узор, что невольно был соткан
сетью антенн, проводов и веревок.
Всё это в рамках оконных двух створок
старой квартиры в моем подсознанье...
Будет ли это (иль было) - не знаю.
Просто рисую, бессмысленно вторя
строчкам, что, может, оформятся вскоре
в смутном пространстве пролетов и лестниц...
Выйду на улицу. Ветер и месяц
встретят, как будто на новой картине.
Брови невольным движением сдвину
и поплыву по течению ночи
песней ещё не родившихся строчек.
19 ноября 2000
Предчувствие
Я вернусь в этот город...
Ты вернешься в мой город
суровой и снежной зимой.
Я узнаю об этом,
хотя мы ещё не знакомы.
Ты вернешься домой,
впустишь в комнату слёзы и холод
и прошедшее лето
закроешь осипшим замком.
Ты вернешься в свой город,
не зная, что в нём есть любовь -
одинокая, словно
в подъезде замёрзшая кошка.
Приподнимется бровь.
Удивление... это не повод.
Но родилось вновь слово
и колет под сердцем, как нож.
Между нами стена -
расстоянье не больше руки.
Мы не знаем ещё,
что столкнемся случайно в подъезде,
что вдруг станет другим
этот город, воспрянув из сна,
и начнётся отсчёт...
Плод запретен отчасти чтоб грезить.
Этот город не спит:
он случайно затих до поры
и укрылся платком
ослепительно-белого снега.
Нас уносит порыв...
Тебя нет, ты - не здесь, ты - в пути.
Новой рифмы глотком
ты внимаешь мелодии с неба.
29 ноября 2000
Расплата
Пусть предстоит пройти мне сто путей.
Пусть сто дорог в тугой затянут узел:
переплетут торги, восторги, узы
в один клубок причудливых затей.
За те слова, что сказаны давно,
дорога -неизменная расплата.
Я тень свою люблю уже, как брата,
и дни проходят, как в немом кино.
И далее почти что наугад:
без паузы, от двери и до двери.
Уже не вразнобой, ещё не в лад
пробиться через замысел преград.
Ещё не мудрецы, уже не звери…
В награду, попросив один лишь взгляд.
Почти ностальгическое
Гари Лайту
Он пишет о знакомых городах,
и я ныряю словно в наважденье,
переживаю снова я рожденье
забытых рифм, встающих в полуснах.
Он пишет о далёких городах,
что с каждой строчкой снова станут ближе.
Друзей улыбки снова я увижу
И улицы, плывущие в садах.
Он пишет о любимых городах
и расстоянья стягивает чувством.
И строками его опять лечусь я,
рука выводит что-то о следах.
Он пишет о чудесных городах,
любовь к которым свяжет нашу дружбу.
Москва и Киев в стих врастают глубже...
Февраль.
Нью-Йорк.
Среда уже в бегах.
среда 28 февраля 2001
|
Моё творчество 
Заблуждение